Андрей
Десницкий
"У ребенка появляется опыт работы с полноценным русским языком, на котором можно говорить обо всем, а не только об обеде, и это очень важно."

Андрей, вы занимаетесь разными «узкими» вещами и вы очень умный, это даже пугает. Когда детей отправляют в математический лагерь — понятно: либо родители очень хотят, чтобы ребенок знал математику, либо дети сами заинтересованы. С гуманитарными дисциплинами все иначе: они вроде как все для всех. Нужно ли то, что вы рассказываете, десятилетним детям? Не сложно ли им?

Смотрите. У нас с вами есть язык, на котором мы говорим. Человек, который не связан с математикой профессионально, пользуется ей три-четыре раза в день, когда подсчитывает, сколько молока купить, учитывая количество людей, которые будут его пить, и сколько денег придется за это заплатить. Языком мы пользуемся все то время, когда не спим: либо мы читаем, либо сидим в интернете, либо разговариваем с кем-то. Моя основная специальность — филология, наука о языке и о текстах. В них мы живем постоянно. Тем более, сегодня жизнь устроена так, что мы поглощаем тексты немыслимыми объемами. Мои прадедушки и прабабушки были деревенскими людьми, которые разговаривали со своими соседями, ходили в церковь и слушали богослужебные тексты, иногда читали какие-то книги, но сейчас за неделю я получаю доступ к большему количеству текстов, чем они за всю свою жизнь. То, чем я занимаюсь с детьми в «Марабу», — это как раз работа с текстами. 10–14 лет в плане учебы это прекрасный возраст: они уже много соображают, но в то же время еще дети, они нацелены на то, чтобы учиться. К тому же, в «Марабу», как правило, приезжают мотивированные подростки.

Сложно ли анализировать тексты на русском языке детям, которые живут не в России?

В «Марабу» много ребят, которые учатся за пределами России. Если ребенок, скажем, живет в Швейцарии — это значит, что у него как минимум два национальных языка (французский и немецкий), один язык — международный (английский), дома ребенок говорит по-русски, а если он еще и еврей — то изучает иврит, а если он вдобавок из Беларуси — то там и белорусский звучит. Очень частая проблема в русскоязычных семьях, живущих за границей, — ребенок, не справляясь с колоссальной нагрузкой, начинает смешивать языки. Конечно, такому ребенку очень тяжело, и мы это понимаем.

Занятия в лагере могут ему помочь?

Мы работаем в небольших группах — пять–восемь человек, это особенный формат, и мне он очень нравится. Дети двигаются с разной скоростью, и это совершенно нормально. Для кого-то, допустим, русский язык — даже не первый, а второй, домашний. В таком случае у ребенка может сложиться впечатление, что это неполноценный язык, на нем нельзя говорить о серьезных вещах, только обсуждать, что он ел на обед и где гулял. А в «Марабу» он понимает, что русский язык такой же богатый, как и язык школы, как язык его окружения в другой стране. Может быть, такой ребенок не очень активно участвует в занятиях, но он впитывает информацию. При этом у него появляется опыт работы с полноценным русским языком, на котором можно говорить обо всем, а не только об обеде, и это очень важно.

Как будет устроен ваш весенний курс?

Весенние смены «Марабу» всегда построены по следующему принципу: мы попали в интересное место, давайте оглядимся вокруг, давайте обсудим это. Это похоже на то, как в принципе познают мир дети — вместе со своей семьей, с родителями, другими значимыми взрослыми (а они познают мир именно с ними, так уж распорядилась эволюция). Это самый естественный способ познания. И хорошо, что все дети в «Марабу» разные, они ведь и в семьях очень разные: постарше и помладше, с неодинаковыми интересами.

Я буду с детьми говорить про средневековую религиозность, которой все было пронизано. Мы попробуем понять, как люди воспринимали Бога и друг друга, зачем приходили в церковь. Было официальное христианство (в средневековой Европе это католицизм), а было неофициальное — еретическое, как его часто называли. Например, в Провансе — это знаменитые альбигойцы. Откуда они взялись? Почему некоторым людям не нравилась Католическая церковь? Что они предлагали вместо этого? Что из этого получилось? Почему это важно сегодня?

Сначала на занятиях мы будем читать тексты (а как иначе мы узнаем, о чем люди думали в то время?), затем те же темы обсудим на экскурсии, посмотрим и, если позволит обстановка, даже немножко потрогаем.

Например, прошлой весной, в долине Луары, мы разговаривали о готике и искусстве Ренессанса, а потом ехали в замок, где в формате квеста дети бегали по залам и обнаруживали, что есть элементы готические, а вот — смотрите — ренессансные. И речь не только о том, что готика вытянута вверх, а элементы эпохи Ренессанса — цветистые. Мы объясняем, что это другой способ восприятия мира. Что искусство Ренессанса не просто завитушки, в центре этого направления — человеческая индивидуальность, приведенная в систему. Знаете, неожиданный педагогический прием получился сам собой, когда мы показали детям современные купюры: €10 — мир романский, €20 — готический мир, а на купюре в €50 — мир эпохи Ренессанса. И дети видят, что это все переходит в нашу современность, причем порой самым неожиданным образом.

Как преподаватель, на какой результат для детей вы рассчитываете?

Мы не школа, у нас нет программы, которую надо «усваивать» любой ценой, нет оценок, нет экзаменов. Цель одна — чтобы ребенок открыл для себя нечто важное, чтобы он уехал из лагеря более знающим и мыслящим, более активным и любознательным, чем когда приехал. И поскольку все дети на входе разные — то и на выходе они не могут быть одинаковыми, правда?

Да. А судя по тому, что дети к нам возвращаются, и что они возвращаются более подготовленными к изучению нового — значит, у нас получается.