Всем давно известно, какой ребенок самый лучший — свой. Свой — самый красивый, самый воспитанный, самый развитый и, конечно, самый умный. Психолог и основатель «Марабу» Екатерина Кадиева рассказывает, почему даже самых умных, но маленьких детей не стоит отправлять в подростковый лагерь.

Родители детей, которым только исполнилось 14 лет, часто спрашивают нас, куда их лучше отправить этим летом: в детский лагерь или в летнюю школу для подростков. Что бы вы могли им сказать?

Я бы начала с того, что все, конечно, зависит от ребенка. Но прежде чем объяснить, что я имею в виду, я хочу рассказать, на что надо ориентироваться родителям, принимая решение.

Есть несколько важных моментов. Во-первых, детский лагерь достаточно большой — там где-то пятьдесят человек детей, — и поэтому мы разбиваем их на маленькие группы, в которых и идут занятия. Это означает, что ребенок получает знания в соответствии со своим уровнем в том или ином предмете. Бывает, например, что десятилетний ребенок попадает в группу по математике, где в основном дети 12–13 лет; а когда идет заниматься музыкой или литературой, то оказывается вместе со сверстниками (или наоборот). И, конечно, он может найти себе новых друзей вне зависимости от возраста.

В подростковом лагере все иначе: там нет разбиения на группы, на занятия все ходят вместе и все вместе общаются.

Но если ребенок все равно умнее своего возраста, то ему только хорошо, что он все время будет в компании детей старше себя?

Да, многие родители так и считают. Но при этом они забывают, что эмоциональная разница между умным десятилеткой и ребенком двенадцати лет обычно куда меньше, чем между умным ребенком четырнадцати лет и подростком шестнадцати. Потому что в этом возрасте даже самые умные подростки часто проявляют больший интерес, скажем так, к общению, чем к учебе. И мы стараемся учитывать эту возрастную задачу в нашей летней школе: у нас работает психолог, и вожатыми мы берем тех людей, которые понимают эти особенности и умеют работать с подростками.

И как раз потому, что мы внимательно наблюдаем за тем, как складываются отношения в подростковом коллективе, мы знаем: чтобы подросток чувствовал себя комфортно, необходимо, чтобы его эмоциональный возраст был примерно такой же, как и у всех остальных ребят в группе.

Как известно, эмоциональное развитие не всегда напрямую коррелирует с интеллектуальным: ребенок в четырнадцать лет может быть очень умным, образованным, хорошо структурированным в интеллектуальной сфере, но в каких-то других областях (прежде всего связанных с отношениями между мальчиками и девочками) может отставать от средних значений для его возраста: например, часто такому ребенку такие отношения еще просто не интересны.

Кроме того, жизнь в подростковом лагере устроена по-другому, чем в детском. У подростков другое расписание, они позже ложатся, меньше спят, все время живут одной большой группой, и их день менее структурирован. Для подростка такой режим физиологически нормален, подростки и так склонны ложиться поздно и активнее социализироваться. Однако родители должны понимать, что все это может быть просто физически тяжело более младшим детям.

А можно заранее определить степень эмоциональной готовности ребенка?

Ну, это не очень легко. Конечно, когда ребенок ездит к нам не один год, мы можем что-то советовать его родителям. Если же ребенок едет в первый раз, то, боюсь, мы не сможем сказать что-то определенное. Принято считать, что девочки эмоционально (и физически) взрослеют быстрее мальчиков — но, разумеется, бывают исключения. Решение, конечно, принимают родители — но я просто хочу предостеречь их от той логики, с которой вы начали наш разговор: здесь важен не столько уровень образованности или интеллекта, сколько эмоциональный возраст. И в спорных случаях я бы советовала ехать в детский лагерь.

А, скажем, ребенку четырнадцати с половиной лет не будет скучно в детском лагере?

Мы обещаем, что нет, не будет. Я неслучайно начала разговор с того, что у нас в детском лагере небольшие группы, и поэтому мы почти всегда можем найти подходящую компанию тому или иному ребенку.

Но сейчас мне кажется важным отметить еще одну существенную проблему: как раз для умных детей, опережающих свой возраст интеллектуально, очень полезно оказаться в позиции старшего и научиться с ней справляться.

Так получается, что умные дети довольно заметную часть своей жизни проводят с теми, кто старше них, оказываясь самыми младшими в компании. Таким образом, они хорошо умеют жить в роли опекаемых и ведомых. Это неплохая позиция, но понятно, что в ней нельзя прожить всю жизнь.

Быть интеллектуальным и эмоциональным лидером, брать на себя роль ведущего — это тоже очень важный социальный навык, существенно расширяющий ролевой репертуар личности. Быть более старшим, взрослым и ответственным, не скучать с теми, кто соображает медленнее тебя, и уметь подстроиться и к ним тоже — это не так просто, как может иногда показаться. И, безусловно, опыт лидерства — очень важный опыт, который очень пригодится в будущей жизни.

Так что не бойтесь, что вашим детям будет скучно: мы позаботимся, чтобы время, проведенное ребенком у нас в «Марабу», не стало для него пустым и бесполезным. Ну а подростковый лагерь никуда не убежит от вас и в следующем году.

Мы начинаем серию интервью с преподавателями Летней школы «Марабу» для подростков. Первая смена «Бизнес, экономика, финансы» пройдет с 15 по 28 июля в Венгрии.

Одним из лекторов будет Юрий Вировец (Yuri Virovets), инвестор, основатель компании HeadHunter.ru. На своем курсе он расскажет о том, к чему приводят ошибки в бизнесе и как научиться их избегать.

Юрий, у вас два высших образования — естественно-научное и гуманитарное (а не финансово-экономическое, как можно было бы ожидать), как так получилось?

Ну, я поступил на химфак МГУ, потому что оба родителя были химиками, и уже курсу к четвертому понял, что химией заниматься не очень хочу, а хочу получить какое-то гуманитарное образование. Многие мои знакомые учились на психфаке — вот я туда и пошел. Это было уже вполне осознанное решение, мне хотелось еще поучиться.

А то, что вы учились на химфаке — это вам как-то помогло в жизни?

Конечно, я умею готовить! На самом деле химфак — это и прекрасное образование, и вообще очень вдохновляющее место, которое дало мне и определенные навыки, и кругозор. Точно так же, как и психфак.

Сейчас популярна точка зрения, что ценность высшего образования в наше время преувеличена: для того чтобы быть успешным в бизнесе, вообще не нужно образование. И подростки часто думают: «Я придумаю крутую штуку типа Instagram и разбогатею».

Действительно, некоторые направления современного высшего образования в той форме, в которой они существуют, бессмысленны. Иногда гораздо важнее получить не набор знаний, а компетенции, а это можно сделать без всяких университетов. Есть масса онлайн-курсов; идеальный способ — найти учителя, человека, у которого ты сможешь чему-то научиться. Правда и то, что у Михаила Фролкина, придумавшего HeadHunter.ru, нет высшего образования, и у Стива Джобса его не было, и Марк Цукерберг бросил университет, а Билл Гейтс получил гарвардский диплом всего лет десять назад, когда уже был известнейшим человеком на планете.

С другой стороны, это все истории успеха, которые очень мало говорят об историях неуспеха, правда? Потому что десятки, тысячи, миллионы людей, которые не стали гейтсами и джобсами, приходят наниматься на работу — а работодатель смотрит на то, что человек окончил. И если в строке «Образование» указан вуз из верхних строк рейтингов — это однозначное преимущество.

То есть учиться на факультете маркетинга и PR все-таки имеет смысл?

Безусловно. Во-первых, сейчас все хотят стать программистами и разработчиками, но хорошим программистом стать сложно: нужно иметь определенные математические способности, большую усидчивость — это далеко не у всех получается.

Во-вторых, сейчас очень высока потребность в людях, которые разбираются в маркетинге, в коммуникациях, в том, что называется PR, просто в организации современных производств. Другое дело, что в подавляющем большинстве вузов не учат этому нормально, и здесь мы возвращаемся к тому, что нужно приобретать компетенции.

Отдельно изучать digital marketing, отдельно, скажем, нативную рекламу, отдельно — метрики пользователей. Это все самостоятельные компетенции, из которых складывается профессионализм человека, занимающегося маркетингом. Но если к этому набору компетенций, приобретенных совершенно независимо ни от какого университета, добавляется диплом известного вуза — это совсем другая история.

А если к вам подойдет подросток и скажет: «Я хочу придумать крутой проект и разбогатеть, в каком направлении мне думать?», что вы ему посоветуете?

Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

Есть все эти модные темы с блокчейном, причем речь не обязательно про криптовалюты, скорее про разные приложения, позволяющие устранить посредников при заключении разного рода сделок — в ближайшие 5–10 лет это будет горячая тема.

Киберспорт, опять же. Уже сейчас соревнования такого рода собирают зрителей больше, чем любые другие виды спорта (кроме футбола). Конечно же, искусственный интеллект. А следующая революция будет связана с биотехнологиями: генетическая инженерия, всякого рода модификации собственного тела — все это тоже будет очень и очень актуально.

А когда вы придумывали HeadHunter.ru, вы заранее просчитали, что это будет такой успешный проект?

Придумал не я, конечно, а мой партнер — Михаил Фролкин. Ничего не просчитывали, было общее понимание, скорее интуитивное, что нет хорошего интернет-сервиса, позволяющего решить определенную задачу: помочь компаниям нанимать персонал. Когда мы начинали, HeadHunter.ru был не первый job-сайт; он был двадцатым-тридцатым в рейтинге job-сайтов «Рамблера», то есть эта идея совершенно не революционная. Другое дело, что мы последовательно копали-копали-копали в одном направлении и докопались.

Расскажите, пожалуйста, как будет устроен ваш курс в Умной школе «Марабу»?

Будет две сессии. На первой я хотел бы поговорить как раз про разного рода ошибки (вот мы начали разговор с примеров успеха; гораздо реже говорят об ошибках в бизнесе, а их гораздо больше, чем успехов, и они гораздо более поучительны).

Например, в свое время в HeadHunter.ru мы потратили огромные деньги на то, чтобы делать свой собственный бумажный журнал про карьеру и работу. Это было прекрасное время, мы познакомились с кучей творческих людей, узнали волшебный мир журналистики; но можно сказать, что свои деньги мы фактически сожгли.

Почему мы думали, что это будет полезно? Почему мы приняли такое решение? Какие за всем этим стояли соображения (оказавшиеся в итоге полностью провальными)? Кейс, который интересно разобрать.

Я участвовал во многих бизнес-предприятиях, которые проваливались по тем или иным причинам, и могу привести много примеров, как люди своими руками губили перспективные идеи. Это интересная история, особенно для тех, кто планирует свою карьеру в бизнесе.

Вторая сессия будет посвящена вопросам лидерства. Это ключевой фактор, набор компетенций человека, который занимается бизнесом, причем любым. У любого рано или поздно появляются подчиненные, и с ними нужно как-то обращаться, и мало кто умеет это делать. На самом деле хороший лидер — это гораздо важнее, чем хороший программист.

Мы сначала поговорим, как в принципе принимаются решения в группе, какова роль лидера; как обычно проводятся совещания, на которых нужно принимать какие-то решения. А потом проведем небольшую игру, которая позволит каждому участнику почувствовать себя в какой-то степени лидером.

Конечно, от природы кто-то больше склонен к лидерству, кто-то меньше; есть харизма, химия и вот это вот все, но, с другой стороны, есть определенные практики, которые по крайней мере позволяют избежать грубых ошибок.

Что самое главное, на ваш взгляд, узнает подросток из вашего курса?

Он получит представление о том, что бизнесом занимаются не боги, а обыкновенные люди, которые постоянно ошибаются, делают что-нибудь не то; они подвержены человеческим страстям и каким-то наваждениям и зачастую находятся в плену собственных предрассудков. Это очень важное, на мой взгляд, понимание: не боги горшки обжигают. А во-вторых, они смогут избежать в своей карьере определенных ошибок — тех, о которых мне, например, никто не рассказывал, и я их совершил.

Безусловно, бизнес — это история не про каждого. Более того, я бы сказал, что деньги — это вообще не главное; есть много других соображений, почему люди идут в бизнес; но, повторюсь, в этой сфере, как и в любом другом деле, есть подводные камни. Их можно научиться избегать, это не зависит от твоих способностей и талантов, это просто опыт всех предыдущих поколений. И можно научиться быть немножко более осознанным, немножко больше рефлексировать, для того чтобы твои дела шли лучше.

Владимир Тодрес — один из преподавателей Летней школы «Марабу» «Бизнес, экономика, финансы» для подростков 14 - 17 лет, которые планируют свою карьеру в этих областях. При этом сам Владимир стал заниматься финансами уже в зрелом возрасте. С этого мы и начали разговор.

Владимир, вы долго работали журналистом ведущих изданий, а потом: раз — и стали директором в банке. Это удивительный карьерный поворот.

Сначала я окончил химфак МГУ — в то время, когда было возможно в принципе все, потому что ничего не оставалось: традиционные жизненные пути разваливались вместе с окружающим миром; кругом разлетались осколки, мы их подбирали. Мне всегда было интересно разговаривать с людьми и писать об этом — я стал заниматься журналистикой, еще учась на химфаке и в аспирантуре, после чего ушел в журналистику совсем. И в какой-то момент, кстати говоря, получил второе высшее, окончив вечернее отделение журфака. Работал в Bloomberg, был корреспондентом в Москве, потом в Лондоне, а затем уже вернулся шефом бюро в Москву.

С каждой своей журналистской работой все больше и больше окунался в экономику и финансы и в какой-то момент понял, что мне надоело про это писать — я хочу участвовать в этом сам. Тогда я получил MBA в бизнес-школе Оксфордского университета.

А сколько вам было лет в этот момент?

Это больной вопрос: я окончил бизнес-школу, когда мне было сорок.

Почему больной? Это ведь очень оптимистическая история — что в сорок лет можно взять и все поменять.

Утверждение, что с каждым годом возможности не сужаются — это миф, конечно, они сужаются. Я занимаюсь тем, что называется private banking — управление частным капиталом, но в бизнес-школу шел немножко для другого: мне было интересно заниматься анализом компаний, но оказалось, что все определено возрастными рамками. Люди, которые хотят идти работать в investment banking, должны это делать в молодости, когда они в силах приходить на работу в семь утра и уходить в три часа ночи или не уходить вообще. И так лет пять.

Но вы же сделали карьеру? Что тогда достается тем, кто находится за возрастными ограничениями?

Работа не с институциональными клиентами, а с частными: с семьями, с богатыми людьми, заниматься их собственными капиталами. Здесь кроме образования и, скажем, общего понимания того, что происходит на рынке, важен жизненный опыт, важны седины, социальная близость, которая тоже, в общем, возрастная, поколенческая. Вот эта дорога, да, конечно, остается открытой. Дорога инвестирования своих денег определяется тем, есть ли у вас деньги или нет. Та дорога, которую мы видим в фильмах про волков с Уолл-стрит — она реально для гораздо более молодых.

Получается, что если подросток хочет идти в финансы, то надо сразу определяться, чем именно заниматься; это не та профессия, где можно десять лет подумать, поучиться филологии, потом еще чему-нибудь, а надо сразу копать в одном направлении?

Не будем все-таки радикализировать. Я пошел учиться, когда мне было почти 39 лет, и в Оксфорд именно потому, что в Америке такие программы двухгодичные, а в Англии — годичные. Конечно, я бы предпочел Чикаго или там Массачусетс, но у меня не было двух лет. Когда вам 39 и вы оканчиваете в 40 или в 41 — это громадная разница; когда вы идете учиться в 30, то неважно, окончите вы в 31 или 32.

Это не значит, что в 18 надо срочно бежать и строить карьеру. Хорошо получить естественное или точно-научное образование бакалавра, да просто нормальную специальность, которая ставит мозги на место в смысле способа мышления, а потом переходить в финансы. Просто не обязательно ждать сорока лет; моя карьера в финансах была бы успешнее, если бы я этот переход сделал в 32. Но вот я его не сделал и доволен своей жизнью, мне было интересно в журналистике.

Вы не первый человек среди наших преподавателей, который говорит, что естественно-научное образование — это важно. Правда, что химия — одна из главных наук?

Я думаю, что естественно-научное образование в первую очередь задает некую несущую структуру мышления, framework по-английски. При этом, глядя на нынешнюю гуманитарную программу вузов, я с радостью замечаю в ней элементы естественного образования: на психфаке занимаются статистикой, а на филфаке — структурной лингвистикой, то есть математикой.

Что касается химии, то это фундаментальный предмет. Как говорил мой папа, в основе каждой неправильной человеческой мысли лежит неправильно сформированная молекула. И я думаю, что, например, Елена Гельфанд на своих курсах в «Марабу» про это тоже рассказывает: что человек в большой степени задается генетикой, а генетика, в свою очередь, в большой степени задается биохимией.

Значит, вы не жалеете, что сначала изучали химию?

Лишнего знания не бывает. Я никогда не учил математику нормально и, в общем, плохо ее знаю, если сравнить меня с Антоном Табахом или с основателем лагеря Сергеем Кузнецовым, который матшкольник и физхимик. При этом я встречаю на своем пути гуманитариев, у которых есть системное мышление, особенно когда они историки. У многих из них есть системное мышление, которое меня пугает, и они — юристы. Юристы в бизнесе очень востребованы: у них свой подход, с ними иногда полезно, иногда трудно. На стыке психологии и экономики есть люди, которые занимаются поведенческими финансами — это требует, скажем, семестрового изучения статистики, но не требует бакалавриата в математике. Поэтому шанс всегда есть у каждого.

А не бывает так, что считает кто-то другой, а второй просто делает выводы?

Это вопрос о том, зачем учить чему-то фундаментальному современных детей, когда они все могут спросить у Google. Нужно правильно поставить вопрос, и если ты совсем не представляешь, как считать, то ты не очень справишься с выводами. Как писал Роберт Шекли: «Чтобы правильно поставить вопрос, надо знать большую часть ответа».

Раз мы заговорили про то, как учить детей, расскажите, что будет на вашем курсе в «Марабу»?

Это будет курс про оценку рисков. Мы разберем некоторые теоретические концепции и кейсы на их основе. Я хотел бы показать, что все, что мы делаем, работая на рынке, — это то, что инстинктивно всегда делает любой человек. Это как мольеровский Журден, который всю жизнь говорил прозой, но сам этого не знал. Если бы его научили стилистике, он бы не только прекрасно заговорил, но даже и начал писать.

Когда вы смотрите на бизнес-проект, вы находитесь в состоянии оценки, пытаетесь понять, какую цену готовы заплатить за то или другое; ту доходность, ради которой готовы влезать в какое-то предприятие своими деньгами. Вы оцениваете шансы на успех — ну и на неуспех. У всех нас есть инстинктивные механизмы для этого, но если их разложить по полкам, в формализованном виде они становятся понятнее, и тогда больше шансов не упустить важное.

Когда вы идете за покупками, то обычно знаете, что вам нужно, но со списком этот поход будет эффективнее: обидно вернуться домой и обнаружить, что забыл купить туалетную бумагу.

Наши курсы с другими преподавателями будут взаимосвязаны. И когда Александр Дешковский расскажет, что доллар завтра — это не то же самое, что доллар послезавтра, мой вопрос будет: «Почему для вас доллар послезавтра именно на столько дешевле, чем доллар сегодня?»

В итоге, грубо говоря, я хотел бы, чтобы подросток, когда к нему придет приятель и скажет: «Сейчас вот мы с тобой замутим историю, и послезавтра ты получишь Х денег», после некоторого размышления ответил: «Окей, вот для этого доллара послезавтра в этот конкретный проект конкретно тебе я, пожалуй, дам 60 центов. А если ты привлечешь знакомого N — то, может, дам даже 80. Но если, не дай бог, ты придешь ко мне с нашим знакомым NN, то 30 центов — красная цена».

В Умной школе «Марабу» «Бизнес, экономика, финансы» про экономику в IT-бизнесе подросткам будет рассказывать Эдуард Шендерович. К нам он приедет в качестве предпринимателя, но еще Эдуард — известный детский поэт, выпустивший несколько книг.

Эдуард, вы венчурный инвестор, при этом пишете детские стихи, а в своих интервью в качестве поэта свободно рассуждаете на литературные темы. Как у вас получается сочетать такие разные вещи, бизнес и поэзию, на профессиональном уровне? Кто вы по образованию?

Любопытно, что вопрос про бизнес и поэзию возникает, только когда я разговариваю с кем-то из России. Я окончил Беркли: начал с математики, но окончил философский факультет, параллельно занимался тем, что называется comparative literature — компаративистика, русская, немецкая и французская литература. В принципе, я не уверен, что таким образом можно научить человека писать стихи, но по крайней мере можно научить их читать.

Несколько лет назад, разговаривая со своим другом Эдуардом Френкелем, известным математиком, я сказал, что для меня детские стихи — примерно как математические уравнения: в них минимум или даже полное отсутствие субъективности. Есть только один правильный ответ. В бизнесе примерно так же — есть масса опций, но в какой-то момент понимаешь, что правильная только одна.

А финансовое образование у вас есть при этом?

Нет, я не совсем финансист. Мне кажется, что предпринимательство — не про финансы, а скорее про людей, как и жизнь. Мы живем в мире дилетантов, когда любой человек может за пару часов в интернете сформировать мнение практически по любому вопросу. Чтобы копать дальше, зачастую нужно привлечь профессионалов. Предприниматели — именно такие дилетанты, они знают немного обо всем: финансах, маркетинге, продукте, разбираются в юридических вопросах. Будучи предпринимателем, ты всегда можешь привлечь профессионалов, более того — ты всегда должен себя окружать людьми, которые в ряде областей разбираются намного лучше, чем ты.

Но ведь нужно уметь строить какие-то модели, рассчитывать риски? Все равно это же математика…

Надо уметь быстро прикидывать. Быстро оценивать ситуацию и принимать решения. В принципе, это то, о чем я и хотел поговорить с подростками. Если они захотят построить компанию, будет ряд вопросов, с которыми они сразу столкнутся: чем она будет заниматься? Какой продукт они хотят создать? В чем их рыночное предложение, и есть ли на это предложение спрос? Если ты действительно планируешь построить свой бизнес, тебе необходимо будет научиться быстро принимать решения и работать с абсолютно разнообразными людьми. В любой компании самое важное — это с кем ты работаешь, как строится команда, каким образом ты строишь отношения в коллективе, какие стратегии и тактики используешь.

Другая тема нашего разговора — рынок. Грубо говоря, на каком рынке будет работать твоя компания? Успешная технологическая компания развивается намного быстрее рынка, на котором работает: используя технологии для ускорения определенных процессов на рынке, она забирает на себя значительную долю капитала.

Например, Google создал поисковую систему, а еBay — онлайн-аукцион. Вместе они фактически уничтожили рынок местных газет — а всего-то Google просто предоставил более удобную и эффективную систему на рынке частных объявлений.

Мы поговорим о том, что такое рынок. Что такое рыночный спрос, и почему нужно понимать, есть ли он. Если ты выводишь на рынок какой-то продукт — у тебя обязательно будут конкуренты, даже если тебе кажется, что ты первый в очень узкой области. Например, молния всегда конкурирует с пуговицами. Кто-то любит джинсы на молнии, а кто-то — на пуговицах.

А как понять, куда инвестировать: в молнии или в пуговицы?

Это вопрос из серии, кто сильнее: кит или слон? И то, и другое на рынке востребовано, все зависит от того, у кого конкретное преимущество: суперудобные молнии, чудо-пуговицы или выгодная цена. Зависит от конкурентных преимуществ того или иного продукта. Про это мы тоже поговорим.

Я хотел бы еще с подростками поговорить о предпринимательстве вообще. О том, как понять, можешь ли ты построить компанию? Альберт Эйнштейн на шестидесятилетии Макса Планка сказал, что есть три типа ученых. Первый — и таких большинство — бюрократы науки, просто занимаются определенным сегментом научной деятельности. Ученые второго типа — спортсмены, нацелены на результат и потому находятся в постоянной гонке. А есть третьи, которые понимают, что они просто не могут не заниматься наукой, это их способ существования в мире. И вот без этих третьих, по словам Эйнштейна, храма науки бы не существовало.

Мне кажется, что с предпринимателями то же самое. Например, есть такое понятие «стартапер» — я его очень не люблю, потому что это отсылка к невероятному дилетантству и постоянному топтанию на месте. Большая часть стартаперов на самом деле не предприниматели: они не понимают, зачем они это делают. Желание быстро заработать, получить независимость, стать крутым, почувствовать себя на коне — все это в конечном итоге не приводит к успеху. К успеху приводит работа, вдумчивость, рефлексия в какие-то определенные моменты, отсутствие рефлексии в другие моменты. Это все аспекты умения чувствовать ситуацию и принимать решения.

В чем вы видите основную задачу вашего курса в «Марабу»?

Показать подросткам, как важно уметь принимать быстрые решения, оценивать свои силы, думать чуть шире. Например, если говорить о рынках — есть множество рынков, на которых можно придумать совершенно потрясающие компании. При этом мало кто среди технологических предпринимателей подходит к построению бизнеса с точки зрения рынка. Все по большей части думают о продукте.

Например, Delivery Hero, в построении которого я участвовал, работает на рынке еды — заказ и доставка. С одной стороны конкуренты — ресторанный бизнес, с другой — поставщики. В итоге получилась крупнейшая в мире компания, работающая с почти полумиллионом ресторанов, с несколькими тысячами сотрудников, — и построена она на рынке и людях, а не на новом видении продукта. Сейчас я строю компанию Knotel, которая работает на рынке коммерческой недвижимости — такой Airbnb, только для офиса. Мы хотим дать возможность компаниям получать пространства, в которых они будут развиваться более эффективно без длинных арендных соглашений. Это будет один из кейсов, которые мы обязательно обсудим.

В целом я бы хотел, чтобы подростки научились немножко по-другому смотреть на мир: на людей, на компании, на свой выбор. Чтобы они поняли, что выбор университета, профессии, людей, на которых они будут работать, — это инвестиционное решение, поэтому его надо принимать так, как его принимает инвестор. Хочешь ли ты вкладывать свои силы в литературоведение? Тратить свое время на физику? Какую базу тебе нужно построить? Можешь ли ты научиться чему-нибудь у того или иного человека? Хочешь ли ты работать с этими людьми, быть частью этой компании? Принимая любое решение, думай о его последствиях.

Знакомьтесь, новый преподаватель Летней школы «Марабу» для подростков «Бизнес. Экономика. Финансы» — Антон Табах, финансист, кандидат экономических наук, главный экономист агентства «Эксперт РА», доцент Высшей школы экономики.

Мы поговорили с Антоном о том, чем на самом деле занимается экономист, должен ли он хорошо знать математику и зачем экономисту психология.

«Марабу»: Антон, экономика — понятие довольно широкое. Что именно вы преподаете?

Я много лет занимаюсь анализом государственного долга и бюджетов разных стран и регионов и вообще тем, как устроена экономика: от макроэкономики вглубь, к долговым рынкам и финансовому регулированию. Соответственно, читаю лекции по финансовому регулированию и по долговым рынкам.

Тем, кто только выбирает экономику как направление образования, вы можете дать совет, какие экономические специализации будут наиболее актуальны?

На мой взгляд, выбор специальности в 17–18 лет — не самая лучшая практика; специализация происходит позже, когда начинаешь глубже копаться в экономической проблематике. Любому полезно знать экономическую теорию и институциональную экономику, даже если ты потом будешь зоологом или математиком, — просто для общего развития.

А так, если говорить о теории — актуально все, что связано с поведением человека, собственно, то, за что в том числе дали последнюю Нобелевскую премию (2017). А в прикладном отношении — анализ рынков и регулирования.

Молодые люди и девушки, которые думают, что их ждут рабочие места на Уолл-стрит и в Сити, должны понимать, что их с большей вероятностью ждут не вакансии аналитиков или продавцов, как раньше, а довольно нудные обязанности специалистов по регулированию, оценке рисков и противодействию отмыванию денег. То есть либо специалистов на стыке экономики с математикой и физикой (риски), либо с юридическим образованием или госуправлением — это то, что называют комплаенс (compliance).

Поэтому теоретическая экономика сама по себе, на мой взгляд, является скорее базой для каких-то других занятий, нежели отдельно стоящей профессией.

Сейчас много стартаперов с горящими глазами, но это история не про экономику, а скорее про бизнес, предпринимательство — вещи сопряженные, но все-таки разные. А если мы говорим про экономику, то сейчас везде все больше и больше государства, бюрократии и все больше регулирования. Поэтому познание разных левиафанов, чем они живут и питаются, очень перспективно.

О чем будет ваш курс в «Марабу»?

Я планирую дать общее представление о том, как работает экономика, — но не разбор теоретической модели спроса-предложения из учебника, который можно прочитать, а поговорить о вещах, влияющих на жизнь и бизнес.

Например, расскажу, как устроена процентная политика. Вот Центробанк снижает процентные ставки: это хорошо или плохо? Мы поговорим о том, что для кого-то это хорошо, а для кого-то — плохо, даже в пределах одной экономической системы. Например, плохо для тех, кто сберегает (у них ставки по вкладам упадут), плохо для клиентов пенсионных фондов (им больше денег понадобится для того, чтобы получать желаемый доход на пенсии) и плохо чаще всего, как ни странно, для банков (снижаются возможности зарабатывания денег, и, соответственно, это плохо для акционеров). А хорошо для тех, у кого ипотека, для тех, кто берет в кредит; хорошо для предпринимателей, потому что цена капитала уменьшается, соответственно, оценка предприятий увеличивается.

Или, скажем, все радуются: «Ура, снизились ставки!» Почему это на самом деле плохо? Почему снижение ставок в длительной перспективе может быть плохим выбором для экономики и развития? Потому что часто поддержание низких ставок приводит к увеличению инфляции. Инфляция — это плохо? А для кого это плохо, а для кого — хорошо?

Собственно, мой курс — о том, что экономика — это не про абсолютно правильные ответы, а про выбор: потребителей, бизнеса и даже государства, про которое слушатели узнают, что его нет.

Я хотел бы, чтобы, услышав громкие заявления политических деятелей и капитанов бизнеса, подростки научились задавать правильные вопросы; чтобы они понимали, к чему все это может привести, и на основе этого принимали свои личные решения; чтобы они умели осуществлять более разумный с финансовой точки зрения выбор для себя и своих близких.

Ну и — в идеале — чтобы поняли, нужно ли им глубокое изучение экономики как часть будущей профессиональной карьеры или скорее достаточно получить общие представления? На мой взгляд, несмотря на переоцененность экономики, это достаточно полезная вещь.

А почему вы говорите, что экономика переоценена?

Во-первых, считается, что экономика — самый короткий путь в финансовый сектор, где «медом намазано». А на самом деле это становится не так, молочные реки с кисельными берегами находятся в другом месте. А во-вторых, существует подход: если тебя интересуют общественные науки, а ты не знаешь, что изучать — иди изучай экономику.

Но экономика — это все-таки и математика, а это довольно сложно и уж точно не для всех…

Смотрите, экономика может быть сильно математизирована — это высокая теория и высокие финансы. А может, наоборот, быть довольно простой, где достаточно четырех действий арифметики и сложного процента. Сейчас много прорывов на стыке экономики и психологии — когнитивная экономика, например. Это вот как работы свежего нобелиата Ричарда Талера, очень простые и одновременно достаточно сложные задачи: как сделать так, чтобы люди принимали решения, которые для них полезны, но которые они по каким-то причинам принимать не хотят.

Например, понятно, что человеку надо откладывать на старость — но в 25 никто не думает о том, что в 65 лет он выйдет на пенсию, поэтому эти деньги человек с радостью потратит сегодня. Более того, даже если предлагать налоговые льготы, многие, скорее всего, ими не воспользуются. Соответственно, возникает вопрос: как сделать так, чтобы человек ими воспользовался?

Другой пример — покупая авиабилеты, вы видите несколько строк с разного рода страховками, причем в 99,9999 % случаев для потребителя покупка их — невыгодная и бессмысленная сделка. Бывает, что галочку надо поставить самому, а бывает, страховка автоматически включена в счет и надо ее отменить, просто убрав эту галочку. На этих пяти долларах компании зарабатывают миллионы, и только потому, что человек ленив и нелюбопытен и галочку убирает реже, чем должен.

Вот на стыке экономики и психологии, в рамках когнитивной экономики и происходит понимание, как на самом деле люди принимают решения и что нужно сделать, чтобы они принимали те или иные решения. Экономика нынче почти везде, за последние десятилетия она проникла во многие другие науки, точно так же, как и в себя вобрала очень много от математики, психологии, социологии.

В России сейчас часто в магистратуру приходят люди моего возраста или старше — те, кто 20 лет назад получил высшее образование в другой сфере. И таких людей все больше — я думаю, смена профессии и переориентация в середине жизни будет частым явлением.

Вернемся к подросткам: получается, ваш курс в «Марабу» будет понятен и тем, кто не слишком любит математику?

Более чем. На самом деле мои курсы — одни из самых примитивных по уровню требований к математическому аппарату, что в ВШЭ, что в МГУ, за что мне даже иногда пеняет администрация. Мои 20 лет опыта работы на практике — в инвестиционных компаниях, банках и рейтинговых агентствах — не про формулы, а про людей, принимающих решения.

Почему интересно работать с подростками? Для них события десятилетней давности — древняя история, где-то одновременно с динозаврами. Последние лет пять я предлагаю студентам одну и ту же игру про выход компании из финансового пике. В трети случаев решения скучные до зевоты, еще в трети — интересные, а пару раз за эти годы студенты предлагали совершенно нетривиальные решения — при одинаковых формулировках сложной игровой ситуации.

По этому поводу у меня есть любимый профессиональный анекдот про старого-старого преподавателя экономики, который уже 50 лет на письменном экзамене задает одни и те же вопросы, слово в слово. Молодой коллега у него спрашивает: — Слушайте, вы задаете одни и те же вопросы, студенты их уже знают до запятых, их ночью разбуди — они ответят слово в слово. Как вы умудряетесь на этом оценивать людей? — Мы что преподаем? Экономику. Поэтому вопросы могут быть одни и те же, а ответы — всегда разные!

Мы публикуем интервью с нашим лектором — Александром Дешковским, который не только расскажет подросткам про акции и деривативы в теории, но и проведет большую экономическую игру.

Александр, мы представляем вас как специалиста по финансам, но это звучит очень в общем. Чем именно вы занимаетесь?

Я обычный профессор в университете, учу студентов разным видам финансов, например, читаю курс корпоративных финансов: что такое деньги, как они работают для корпораций. Это не про юридические тонкости, а про поток денег: как они движутся, как их можно заработать, как их посчитать, стоит ли начинать заниматься какой-либо деятельностью исходя из того, будет ли это прибыльно.

Другие мои курсы — про то, как использовать различные финансовые инструменты: например, есть курс по облигациям, есть по акциям, есть курс о том, как инвестировать в конкретные финансовые инструменты.

При этом по образованию вы физик? А как так получилось, что вы стали заниматься финансами?

Ну, физика все-таки сильно математизированная наука: мои друзья-физики перешли в финансы, в более практическую область, они же и предложили мне попробовать. Но меня всегда больше интересовала теоретическая часть науки. При этом финансы как наука — по сравнению с той же физикой, математикой — появилась совсем недавно, около 50 лет назад. Финансы только-только начинаются, есть много интересных вещей, многое еще не разработано, много интересного еще можно построить, исследовать, и поэтому я заинтересовался, окончил аспирантуру в университете Северной Каролины. В общем, большую часть своего пути я занимаюсь финансами и только совсем небольшую — физикой.

То есть вы все равно не оставили физику?

Но это скорее как хобби, для себя. Я читаю лекции и веду небольшую исследовательскую работу, которую мне просто интересно вести.

А что вы больше всего любите в финансах, что самое интересное для вас?

Меня больше всего интересуют акции, контракт между покупателем и продавцом-компанией — то, что называется оцениванием ценных бумаг. Когда появляется возможность получать прибыль, участвовать в управлении, то есть когда ты становишься маленьким-маленьким владельцем этой компании, а потом ты можешь этот контракт перепродать другому человеку, по другой цене. Меня интересует, как эта цена зависит от времени: как сформировать портфель, составить различные комбинации акций, чтобы достигнуть тех целей, которые ставит перед собой инвестор. Мой научный интерес — если перевести это все на математический язык — процесс, в котором меняются цифры, числа идут вверх, а мы, на основании прошлых данных, строим модели и смотрим, как эти числа будут вести себя в будущем.

А потом на практике кто-то применяет ваши расчеты и становится миллионером?

Да, в теории это должно быть так. Но дело в том, что в финансах данных мало, их сложно получить; и невозможно набрать столько данных, чтобы провести действительно глобальные статистические исследования. В физике, например, экспериментатор ставит опыт, другой, сотни опытов с одними и теми же данными. В финансах же, если компания внушительная, работает на рынке уже 20 лет, то у нас имеется некоторое количество данных, но их все равно немного. Все, что можно оценить — уже оценено, все, чем люди сейчас интересуются — тонкости, которые узнать сложно. Это все-таки не физическое явление, а более социальное: цена зависит от множества факторов, она может меняться со временем. Поэтому на практике получается по-разному.

Звучит все хоть и очень увлекательно, но сложно. А про что вы будете рассказывать подросткам в «Марабу» — это ведь пока еще не аспиранты-математики, а дети от 14 до 17 лет?

Моя цель — рассказать, как это все работает. У нас будет игра: допустим, вы — маленькая компания, которая хочет выпускать какой-то продукт. Как вы можете начать производство? Что вы должны сделать? Для того чтобы начать зарабатывать, сначала нужно потратить: купить оборудование, платить зарплату сотрудникам; оплачивать электричество. Где вы возьмете деньги? Обычно дети отвечают: «Из сбережений!» Я спрашиваю:

— Хорошо, но нужно сто миллионов долларов, у вас они есть?

— Нет, но можно взять кредит в банке.

Мы приходим к тому, что есть две возможности начать дело: собственные деньги и кредит. Собственных денег, как правило, очень мало, и вряд ли какой-то банк даст вот так сразу сто миллионов. Поэтому мы должны использовать обе возможности, чтобы получить как можно больше денег.

Первая часть — вы можете взять не только свои деньги, но и деньги родственников или друзей, которым напишете бумагу: вы вложили свои деньги в мое производство, теперь вы являетесь частичным собственником этого производства и поэтому вы, например, можете принимать какие-то решения, управлять производством, получать доходы.

Вторая часть — вы берете деньги в кредит и все равно подписываете договор, что обещаете вернуть то же самое количество плюс плату за пользование деньгами.

В общем, вы набрали деньги, выпускаете ценные бумаги и начинаете их кому-то продавать. В нашем случае дети будут продавать их мне, как внешнему рынку: я захочу купить эти бумаги подешевле, а дети — продать подороже, поэтому мы будем торговаться. Потом я эти бумаги кому-нибудь легко перепродам.

Дети захотят купить сырье для производства — они его получат, но если станут его покупать задорого, то рано или поздно компания разорится. В общем, игроки должны будут лавировать, чтобы каким-то образом поддерживать компанию на плаву. И подростки увидят, как меняется цена бумаг, как стоимость акций зависит от их действий: если все будут видеть, что они ничего не продают, никто не будет покупать их акции, и тогда их цена будет постепенно идти вниз.

Правильно ли сказать, что вы будете заниматься расчетами, математикой?

Мы будем заниматься математикой и приложением ее к бизнесу. В финансах сейчас ценны специалисты, которые обладают высокими математическими и компьютерными знаниями. Ценные бумаги перепродаются постоянно, и надо уметь перерассчитывать их стоимость очень и очень быстро, иногда это не просто секунды, а доли секунд. Кроме того, важно уметь оперативно принять решение, покупать или продавать. Поэтому специалисты, которые хорошо знают математику, компьютер, программирование, могут написать код или программу (и кстати, на наших занятиях мы попробуем тоже что-нибудь написать), очень востребованы.

Скажите, а закончится ваша большая игра тем, что дети, конечно же, разорятся?

Почему же? Некоторые из них могут как раз очень хорошо пойти вверх. Кто-то, конечно, разорится, но моя задача — в том, чтобы хотя бы половина из них вышла в прибыль: если я увижу, что многие разоряются, буду снижать стоимость.

Зато к концу нашего курса дети будут понимать, что такое акция, какие виды акций бывают, как они торгуются, как они выпускаются и как их цена зависит от параметров компании. Мы поговорим о том, как вкладывать деньги, о деривативах, о риске, о том, что люди, поведение которых основано на том, что им нравится риск, вкладывают деньги иначе, чем люди, которые опасаются риска. В финансах есть такое понятие — рациональный инвестор. И мы научимся взвешивать, как сократить риск, но увеличить прибыль. Это все очень важные знания в современном мире, даже если подросток в будущем не планирует связывать свою деятельность напрямую с финансами.

До старта наших летних образовательных программ осталось меньше месяца. Организаторы «Марабу» — Сергей Кузнецов и Аня Кадиева — рассказывают, чем подростковые смены принципиально отличаются от детских, что нового придумали наши спикеры для смены «Науки о человеке» и каким детям подойдет программа «Бизнес. Экономика. Финансы».

В прошлом году вы впервые провели Умную школу для подростков, в этом в программе «Марабу» — две подростковые смены. Значит ли это, что такой формат очень востребован?

Сергей Кузнецов: В принципе, любая хорошая образовательная программа сегодня востребована: родители видят, что по самым разным причинам школы редко дают детям образование того уровня, которого бы нам всем хотелось. Разумеется, всегда есть хорошие школы — но иногда они находятся слишком далеко, не всегда ребенок может в них поступить… Наши клиенты из самых разных стран сталкиваются с одними и теми же проблемами — и это несмотря на то, что системы образования в разных странах заметно различаются.

Родители ждут, чтобы им предложили интересную образовательную программу — в том числе программу для подростков. Но, конечно, чтобы быть интересной, программа должна иметь какую-то свою идею, какой-то особый подход.

В нашем случае мы пытаемся делать две вещи. Во-первых, приглашать прежде всего реальных профессионалов, которые непосредственно занимаются тем, о чем мы хотим поговорить с подростками. Мне кажется, это очень важно, в том числе, для того, чтобы подросток мог понять, чем именно он хочет заниматься в будущем. Я, например, хорошо помню, как мне было трудно выбрать себе профессию: в моем окружении были химики и программисты, но не было, например, физиков и математиков, поэтому я не понимал, чем эти люди реально занимаются сегодня, а не, скажем, в фильме «Девять дней одного года». И вот когда мы приглашаем работающих профессионалов, у подростков образуется возможность поговорить с ними частным образом, задать вопросы, лучше понять, как выглядит их работа.

Во-вторых, мы стараемся делать подростковые смены тематическими и вместе с тем разнообразными. Уже второй год мы делаем «Науки о человеке», и под этим названием объединяются самые разные вещи — от генетики и биологии до антропологии или социологии. Все эти науки — науки о человеке, но ни в одном университете их не преподают вместе. Между тем, как мы знаем, самое интересное происходит на стыке наук; вот мы у нас в «Марабу» и пытаемся этот стык если не организовать, то продемонстрировать.

Хочется верить, что у нас неплохо получается — я думаю, когда вы будете читать это интервью, мы уже закроем запись на августовскую смену, там сейчас очень много желающих.

Вы берете на подростковую смену тех, кому исполнилось четырнадцать с половиной, а тех, кто младше, рекомендуете отправлять в детский «Марабу» — почему возрастная граница проводится именно в этой точке?

Сергей Кузнецов: В подростковом лагере все-таки складывается совсем другая атмосфера, чем в детском. Понятно, что наши семнадцатилетние ученики — это уже юноши и девушки, с соответствующим кругом интересов. Даже очень умный четырнадцатилетка может чувствовать себя некомфортно, оказавшись в компании людей, заметная часть интересов которых находится в области, до которой он еще не дозрел эмоционально или физиологически. Нам было важно избежать подобной ситуации, потому что она может быть для юного человека очень травматичной. Ну, например, все ребята в комнате каждый вечер преимущественно говорят на темы, в которых более младший ребенок не чувствует себя компетентным и уверенным.

Конечно, цифра 14,5 установлена методом проб и ошибок — мы видели, что пятнадцатилетним скучновато в детском лагере, а четырнадцатилетние могут столкнуться в подростковом лагере с теми проблемами, о которых я только что говорил. Конечно, когда речь идет о детях, которые уже ездили к нам, мы можем дать родителям совет, куда лучше отправить ребенка 14 лет и пяти месяцев. А что касается незнакомых детей — ну, надо же было где-то провести черту, вот мы и провели здесь. К тому же примерно в этом возрасте во многих странах и происходит переход от средней школы к высшей. Можно сказать, что это действительно переходный возраст.

Вы запускаете совершенно новую программу «Бизнес. Экономика. Финансы» — на что она в большей мере нацелена? Она больше теоретическая, рассчитанная на прокачку математических скиллов, или практическая? Для подростков, которые любят математику и финансовые модели, или для тех, кто мечтает создать свой стартап и разбогатеть? Бизнес и экономика — все-таки совершенно разные вещи. Как вы выбирали лекторов для этой смены?

Сергей Кузнецов: Как мы уже говорили, мы стараемся, чтобы наши программы были разнообразными. Мне кажется, объединение в одну программу бизнеса, финансов и экономики — ничуть не более смелое решение, чем прошлогоднее соседство генетики, биологии, социологии, семиотики и различных cultural studies.

Но главным в выборе тем было то, что 14, 15 и 16 лет — как раз подходящий возраст, чтобы посмотреть на людей, которые разными способами имеют дело с одной и той же материей — будь то различные способы думать о человеке или различные способы обращаться с деньгами. Например, людям, мечтающим создать свой стартап и разбогатеть, нужно понимать, как устроены финансы — разговор с инвесторами обычно требует хотя бы знания терминов и основных концепций.

Кроме того, в реальной жизни люди часто успевают позаниматься и тем, и другим — скажем, один из наших лекторов, Юрий Вировец, основатель известного портала HeadHunter (кстати, одного из первых российских стартапов), теперь больше известен как инвестор. Другой наш преподаватель, Владимир Тодрес, долгие годы был ведущим экономическим журналистом, возглавлял московское бюро Bloomberg, а сейчас работает директором в одном из семейных швейцарских банков, то есть занимается финансами. Я бы сказал, что связь бизнеса, финансов и экономики гораздо теснее, чем связь между теми предметами, которые мы объединяем под общим названием «науки о человеке».

Что изменится в структуре организации школы для подростков по сравнению с прошлым годом?

Анна Кадиева: Когда мы делали Летнюю школу в прошлом году, мы предполагали, что к нам поедут подростки, которые любят «Марабу», но переросли детский лагерь, а также те, кто хочет, возможно, погрузиться в какую-либо определенную тему и решить, будет ли им интересно заниматься этим всю жизнь.

При этом мы понимали, что подростки — уже почти взрослые люди, им нужно много места, много спорта, много активности, и старались сделать такое расписание, чтобы после напряженного учебного года они не провели еще две недели в четырех стенах на лекциях. Оказалось же, что наши подростки уж если заинтересованы, то с головой — регулярно преподавателей зажимали в углу после конца занятия и еще 40 минут задавали вопросы, пару раз они даже попросили дополнительную лекцию вместо свободного времени. Поэтому в этом году мы с теми преподавателями, кто может приехать надолго, обговорили новый формат факультатива (например, у нас много факультативов по биологии): встроенного в расписание занятия на интересную, но более узкую тему для желающих. При этом если кому-то это не интересно, он спокойно может не идти, а если кто-то хочет поучиться четыре пары в день вместо трех, то это не значит, что он остается без спорта или свободного времени.

Кроме того, нам кажется важным показать подросткам, что на одни и те же вещи можно смотреть с разных точек зрения и зачастую иметь совсем разные — но обоснованные и разумные — мнения, поэтому мы делаем в каждой смене несколько круглых столов, на которые пригласим преподавателей разных дисциплин. Это очень живая история, и нам бы хотелось, чтобы «марабушные» подростки понимали, что в реальной жизни такое часто случается.

Сергей Кузнецов: Не могу не сказать, что мы часто используем слово «лектор», и это вводит в заблуждение родителей. На самом деле многие наши занятия представляют собой тренинги, экономические игры или какие-то еще виды интерактивного обучения. Хотя, конечно, мы считаем важным сохранить и классический формат лекции — все-таки систематические и фундаментальные вещи нужно время от времени рассказывать вот таким традиционным путем, стоя у доски со слайдами.

Чем в этом году смена «Науки о человеке» отличается от прошлогодней? Судя по программе на сайте, она будет скорее с уклоном в медицину?

Анна Кадиева: Честно говоря, программа этого года отличается от прошлогодней почти всем, но главным образом — преподавательским составом. Понятно, что есть какие-то обязательные вещи, без которых нельзя обсуждать ничего — например, сложно говорить о любой биологии с людьми, не понимающими, что такое клетка. Но при этом у нас очень много новых преподавателей, а каждый новый лектор рассказывает о своей области по-своему, поэтому в итоге все равно получается совсем по-другому. Для нас это было очень важно, ведь многие участники прошлогодней школы едут в этом году опять на «Науки о человеке», поэтому мы действительно сделали так, что программа почти не повторяется.

Что касается уклона, то в этом году, как и в прошлом, мы разделили количество обязательных учебных часов (30 пар за две недели) пополам между естественно-научными науками (биология, медицина) и гуманитарными предметами (культурология, антропология, психология). Правда, если в прошлом году почти всю биологическую часть делал один преподаватель — Елена Гельфанд, то этим летом 15 пар разделили между собой три очень вдохновленных спикера — Инна Грошева, Яков Журинский и Гала Рубинштейн, и каждому хотелось побольше времени. Поэтому они придумали много факультативов, и поэтому кажется, что медицине посвящено больше времени. На самом деле преподаватели гуманитарных предметов (например, профессор Принстона Сергей Ушакин) ничуть не менее влюблены в свое дело и так же ждут возможности рассказать об этом подросткам. Так что, надеюсь, программа получится во многом новой, но все так же сбалансированной.

Сергей Кузнецов: На самом деле говорить, что программа с уклоном в медицину или, скажем, с уклоном в экономику, в принципе неверно: специфика подростковых программ — в том, что они очень гибкие, и мы во многом идем за пожеланиями самих учеников. Так, в прошлом году неожиданно для себя я был фактически вынужден прочитать в рамках гуманитарной части несколько лекций по истории американского и европейского феминизма — потому что подросткам это оказалось очень интересно и важно. То же самое относилось и к другим лекторам, которые, глядя на аудиторию, иногда меняли темы своих занятий.

Анна Кадиева: Это действительно так. Каждый год мы серьезно готовимся, учитывая опыт прошлых лет, мнения детей и преподавателей с прошлых смен, придумываем новые форматы и методологические подходы, стараемся стать все круче и круче — и при этом все время готовы свернуть с намеченной траектории, если этого требуют пожелания участников. Мы продумываем все и абсолютно готовы к сюрпризу — так что, уверена, обе подростковые смены будут интересны всем их участникам.

До старта наших летних образовательных программ осталось меньше месяца. Организаторы «Марабу» — Сергей Кузнецов и Аня Кадиева — рассказывают, чем подростковые смены принципиально отличаются от детских, что нового придумали наши спикеры для смены «Науки о человеке» и каким детям подойдет программа «Бизнес. Экономика. Финансы».

В прошлом году вы впервые провели Умную школу для подростков, в этом в программе «Марабу» — две подростковые смены. Значит ли это, что такой формат очень востребован?

Сергей Кузнецов: В принципе, любая хорошая образовательная программа сегодня востребована: родители видят, что по самым разным причинам школы редко дают детям образование того уровня, которого бы нам всем хотелось. Разумеется, всегда есть хорошие школы — но иногда они находятся слишком далеко, не всегда ребенок может в них поступить… Наши клиенты из самых разных стран сталкиваются с одними и теми же проблемами — и это несмотря на то, что системы образования в разных странах заметно различаются.

Родители ждут, чтобы им предложили интересную образовательную программу — в том числе программу для подростков. Но, конечно, чтобы быть интересной, программа должна иметь какую-то свою идею, какой-то особый подход.

В нашем случае мы пытаемся делать две вещи. Во-первых, приглашать прежде всего реальных профессионалов, которые непосредственно занимаются тем, о чем мы хотим поговорить с подростками. Мне кажется, это очень важно, в том числе, для того, чтобы подросток мог понять, чем именно он хочет заниматься в будущем. Я, например, хорошо помню, как мне было трудно выбрать себе профессию: в моем окружении были химики и программисты, но не было, например, физиков и математиков, поэтому я не понимал, чем эти люди реально занимаются сегодня, а не, скажем, в фильме «Девять дней одного года». И вот когда мы приглашаем работающих профессионалов, у подростков образуется возможность поговорить с ними частным образом, задать вопросы, лучше понять, как выглядит их работа.

Во-вторых, мы стараемся делать подростковые смены тематическими и вместе с тем разнообразными. Уже второй год мы делаем «Науки о человеке», и под этим названием объединяются самые разные вещи — от генетики и биологии до антропологии или социологии. Все эти науки — науки о человеке, но ни в одном университете их не преподают вместе. Между тем, как мы знаем, самое интересное происходит на стыке наук; вот мы у нас в «Марабу» и пытаемся этот стык если не организовать, то продемонстрировать.

Хочется верить, что у нас неплохо получается — я думаю, когда вы будете читать это интервью, мы уже закроем запись на августовскую смену, там сейчас очень много желающих.

Вы берете на подростковую смену тех, кому исполнилось четырнадцать с половиной, а тех, кто младше, рекомендуете отправлять в детский «Марабу» — почему возрастная граница проводится именно в этой точке?

Сергей Кузнецов: В подростковом лагере все-таки складывается совсем другая атмосфера, чем в детском. Понятно, что наши семнадцатилетние ученики — это уже юноши и девушки, с соответствующим кругом интересов. Даже очень умный четырнадцатилетка может чувствовать себя некомфортно, оказавшись в компании людей, заметная часть интересов которых находится в области, до которой он еще не дозрел эмоционально или физиологически. Нам было важно избежать подобной ситуации, потому что она может быть для юного человека очень травматичной. Ну, например, все ребята в комнате каждый вечер преимущественно говорят на темы, в которых более младший ребенок не чувствует себя компетентным и уверенным.

Конечно, цифра 14,5 установлена методом проб и ошибок — мы видели, что пятнадцатилетним скучновато в детском лагере, а четырнадцатилетние могут столкнуться в подростковом лагере с теми проблемами, о которых я только что говорил. Конечно, когда речь идет о детях, которые уже ездили к нам, мы можем дать родителям совет, куда лучше отправить ребенка 14 лет и пяти месяцев. А что касается незнакомых детей — ну, надо же было где-то провести черту, вот мы и провели здесь. К тому же примерно в этом возрасте во многих странах и происходит переход от средней школы к высшей. Можно сказать, что это действительно переходный возраст.

Вы запускаете совершенно новую программу «Бизнес. Экономика. Финансы» — на что она в большей мере нацелена? Она больше теоретическая, рассчитанная на прокачку математических скиллов, или практическая? Для подростков, которые любят математику и финансовые модели, или для тех, кто мечтает создать свой стартап и разбогатеть? Бизнес и экономика — все-таки совершенно разные вещи. Как вы выбирали лекторов для этой смены?

Сергей Кузнецов: Как мы уже говорили, мы стараемся, чтобы наши программы были разнообразными. Мне кажется, объединение в одну программу бизнеса, финансов и экономики — ничуть не более смелое решение, чем прошлогоднее соседство генетики, биологии, социологии, семиотики и различных cultural studies.

Но главным в выборе тем было то, что 14, 15 и 16 лет — как раз подходящий возраст, чтобы посмотреть на людей, которые разными способами имеют дело с одной и той же материей — будь то различные способы думать о человеке или различные способы обращаться с деньгами. Например, людям, мечтающим создать свой стартап и разбогатеть, нужно понимать, как устроены финансы — разговор с инвесторами обычно требует хотя бы знания терминов и основных концепций.

Кроме того, в реальной жизни люди часто успевают позаниматься и тем, и другим — скажем, один из наших лекторов, Юрий Вировец, основатель известного портала HeadHunter (кстати, одного из первых российских стартапов), теперь больше известен как инвестор. Другой наш преподаватель, Владимир Тодрес, долгие годы был ведущим экономическим журналистом, возглавлял московское бюро Bloomberg, а сейчас работает директором в одном из семейных швейцарских банков, то есть занимается финансами. Я бы сказал, что связь бизнеса, финансов и экономики гораздо теснее, чем связь между теми предметами, которые мы объединяем под общим названием «науки о человеке».

Что изменится в структуре организации школы для подростков по сравнению с прошлым годом?

Анна Кадиева: Когда мы делали Летнюю школу в прошлом году, мы предполагали, что к нам поедут подростки, которые любят «Марабу», но переросли детский лагерь, а также те, кто хочет, возможно, погрузиться в какую-либо определенную тему и решить, будет ли им интересно заниматься этим всю жизнь.

При этом мы понимали, что подростки — уже почти взрослые люди, им нужно много места, много спорта, много активности, и старались сделать такое расписание, чтобы после напряженного учебного года они не провели еще две недели в четырех стенах на лекциях. Оказалось же, что наши подростки уж если заинтересованы, то с головой — регулярно преподавателей зажимали в углу после конца занятия и еще 40 минут задавали вопросы, пару раз они даже попросили дополнительную лекцию вместо свободного времени. Поэтому в этом году мы с теми преподавателями, кто может приехать надолго, обговорили новый формат факультатива (например, у нас много факультативов по биологии): встроенного в расписание занятия на интересную, но более узкую тему для желающих. При этом если кому-то это не интересно, он спокойно может не идти, а если кто-то хочет поучиться четыре пары в день вместо трех, то это не значит, что он остается без спорта или свободного времени.

Кроме того, нам кажется важным показать подросткам, что на одни и те же вещи можно смотреть с разных точек зрения и зачастую иметь совсем разные — но обоснованные и разумные — мнения, поэтому мы делаем в каждой смене несколько круглых столов, на которые пригласим преподавателей разных дисциплин. Это очень живая история, и нам бы хотелось, чтобы «марабушные» подростки понимали, что в реальной жизни такое часто случается.

Сергей Кузнецов: Не могу не сказать, что мы часто используем слово «лектор», и это вводит в заблуждение родителей. На самом деле многие наши занятия представляют собой тренинги, экономические игры или какие-то еще виды интерактивного обучения. Хотя, конечно, мы считаем важным сохранить и классический формат лекции — все-таки систематические и фундаментальные вещи нужно время от времени рассказывать вот таким традиционным путем, стоя у доски со слайдами.

Чем в этом году смена «Науки о человеке» отличается от прошлогодней? Судя по программе на сайте, она будет скорее с уклоном в медицину?

Анна Кадиева: Честно говоря, программа этого года отличается от прошлогодней почти всем, но главным образом — преподавательским составом. Понятно, что есть какие-то обязательные вещи, без которых нельзя обсуждать ничего — например, сложно говорить о любой биологии с людьми, не понимающими, что такое клетка. Но при этом у нас очень много новых преподавателей, а каждый новый лектор рассказывает о своей области по-своему, поэтому в итоге все равно получается совсем по-другому. Для нас это было очень важно, ведь многие участники прошлогодней школы едут в этом году опять на «Науки о человеке», поэтому мы действительно сделали так, что программа почти не повторяется.

Что касается уклона, то в этом году, как и в прошлом, мы разделили количество обязательных учебных часов (30 пар за две недели) пополам между естественно-научными науками (биология, медицина) и гуманитарными предметами (культурология, антропология, психология). Правда, если в прошлом году почти всю биологическую часть делал один преподаватель — Елена Гельфанд, то этим летом 15 пар разделили между собой три очень вдохновленных спикера — Инна Грошева, Яков Журинский и Гала Рубинштейн, и каждому хотелось побольше времени. Поэтому они придумали много факультативов, и поэтому кажется, что медицине посвящено больше времени. На самом деле преподаватели гуманитарных предметов (например, профессор Принстона Сергей Ушакин) ничуть не менее влюблены в свое дело и так же ждут возможности рассказать об этом подросткам. Так что, надеюсь, программа получится во многом новой, но все так же сбалансированной.

Сергей Кузнецов: На самом деле говорить, что программа с уклоном в медицину или, скажем, с уклоном в экономику, в принципе неверно: специфика подростковых программ — в том, что они очень гибкие, и мы во многом идем за пожеланиями самих учеников. Так, в прошлом году неожиданно для себя я был фактически вынужден прочитать в рамках гуманитарной части несколько лекций по истории американского и европейского феминизма — потому что подросткам это оказалось очень интересно и важно. То же самое относилось и к другим лекторам, которые, глядя на аудиторию, иногда меняли темы своих занятий.

Анна Кадиева: Это действительно так. Каждый год мы серьезно готовимся, учитывая опыт прошлых лет, мнения детей и преподавателей с прошлых смен, придумываем новые форматы и методологические подходы, стараемся стать все круче и круче — и при этом все время готовы свернуть с намеченной траектории, если этого требуют пожелания участников. Мы продумываем все и абсолютно готовы к сюрпризу — так что, уверена, обе подростковые смены будут интересны всем их участникам.