Гала
Рубинштейн
Рубинштейн
«Отсутствие нового гаджета мы воспринимаем как конец света...»
Знакомьтесь, наш новый преподаватель — Гала Рубинштейн, иммунолог, молекулярный генетик — в летней школе «Марабу» «Науки о человеке» прочитает подросткам курс о том, как современные ученые придумывают лекарства и в какую сторону движется фармакология сегодня.
«Марабу»: Гала, а кем вы хотели стать в детстве?
Я с шести лет мечтала стать биологом, с десяти — проводила все свободное время в зоопарке, в кружке юннатов, хотела вырасти и работать в зоопарке, с животными. После школы на биофак я не поступила и пошла в сельскохозяйственный, на генетику. К этому времени у меня уже не было иллюзий, я понимала, что не будет зоопарка, не будет экспедиций, а я буду заниматься селекцией и генетикой. Три года отучилась в Харькове, потом переехала в Израиль, доучивалась в Иерусалимском университете, начала работать в фармакологической компании в исследовательском отделе, и мне это нравилось: мы занимались биотехнологиями, гормонами, разрабатывали лекарства — от инсулина до гормона роста, вакцины от гепатита. Мне нравилось, что мы спасаем мир.
Вы едете в «Марабу» в первый раз. Расскажите, о чем вы хотели бы поговорить с подростками?
Я хочу рассказать, во-первых, про клонирование, начиная от истории и заканчивая тем, куда клонирование пришло сегодня и что оно нам дает. Поговорим о том, как при помощи клонирования мы делаем лекарства. Например, тот же самый инсулин.
Поскольку я много работала с гормонами, то мне кажется, что очень важно для подростков понимать, как устроена наша гормональная система и как она нами управляет: как мы влюбляемся и не можем заснуть, почему хотим есть, как мы не можем заставить себя делать то, что нужно. И вот здесь еще интересно поговорить, как связаны мозг и гормоны, как все это влияет на наше поведение.
А как, например?
Например, ты хочешь получить на день рождения последнюю модель айфона, родители предлагают выбрать что-нибудь попроще, но ты ничего не можешь поделать: очень, очень хочется новый телефон. Наш мозг устроен так, что мы все время сравниваем себя с другими членами «стаи» — в природе это очень важно для выживания. Любому животному, чтобы избежать конфликта с более сильными особями, надо четко представлять свой статус, но им в этом смысле легче: можно подраться и таким образом выяснить, кто сильнее. А людям с детства объясняют, что драться нехорошо, конфликты надо решать словами, поэтому мы и придумываем для себя разнообразные измерители статуса. Это может быть тот же айфон, а может — самая высокая оценка по биологии в классе; все зависит от того, как именно мы привыкли соревноваться. Кому-то важно быть самым красивым, кому-то — самым умным, ну а кому-то — прыгать выше всех.
Что происходит, когда твой условный айфон хуже, чем у соседа по парте? Как только мозг понимает, что твой статус ниже, чем хотелось бы, надпочечники вбрасывают в кровь порцию кортизола, его еще называют гормоном стресса. А наши нейромедиаторы устроены так, что стресс воспринимается как непосредственная угроза жизни — потому что стресс у наших предков был действительно опасен: если вожак выгонит из стаи, то тебя ждет смерть от голода и холода.
Именно поэтому отсутствие нового гаджета мы воспринимаем как конец света — это кортизол заставляет мозг паниковать, закатывать истерики и испытывать настоящие страдания. Он кричит нам: надо что-то делать, а то умрешь. То же самое происходит, когда кто-то нас критикует: здравый смысл подсказывает, что ничего страшного не произойдет, но кортизол включает систему тревоги, начинается паника. Совладать с кортизолом трудно, но возможно. Для начала нужно понять, чего он от нас хочет. Ведь вряд ли природа создала гормон, который годится только на то, чтобы чувствовать, как ужасен мир. Цель кортизола — привести нас в состояние боевой готовности и оценить угрозу. Конечно, если искать подтверждения воплю кортизола «Ааааа, все пропало», то мы их непременно найдем. А если вовремя напомнить себе, что это всего лишь биохимическая реакция, то становится легче, и можно включить логику и оценить реальное положение вещей.
Скажите, а вы будете говорить о том, какие направления в области клонирования и медицины будут наиболее перспективны в будущем?
Конечно, поговорим и об этом. Я бы ставила на генную терапию, на то, чтобы с помощью клонирования, с помощью генной инженерии решать проблемы тела. Когда я еще была студенткой, ученые уже говорили о способах лечения диабета не уколами инсулина, а встраиванием в кишечник коктейлей, которые сами будут производить столько инсулина, сколько необходимо. В теории это звучит легко и интересно, но решить эту задачу наука пока так и не смогла; но, возможно, решит в ближайшем будущем.
Или, скажем, лечение стволовыми клетками — оно тоже основано на клонировании, сегодня наука уже умеет обычные клетки человеческого тела превращать обратно в стволовые. Мне очень хочется, чтобы дети поняли, как прекрасно мы устроены: как в нашем организме все продумано, как потрясающе гармонично. И чтобы задумались, как люди бьются много лет, чтобы найти медицинские решения, подобные тем, что уже существуют. Например, та же самая регуляция: очень сложно найти решение, лекарство от диабета, которое будет само себя регулировать — не производить слишком много, не производить слишком мало, а производить ровно столько, сколько нужно. А у нас это все происходит каждую секунду, именно так тело и функционирует: каждого белка — а их миллионы — оно производит ровно столько, сколько нужно. И, казалось бы, существует столько мест для поломок — но у организма, как правило, прекрасно получается себя чинить. Мы заболеваем, конечно, но настолько редко, что наши болезни — скорее исключение, чем правило. И вся наша гормональная система, и наш мозг — какая это прекрасная система и как прекрасно она работает, сколько всего уже медицина научилась чинить, как много мы уже знаем и как много нам еще предстоит узнать.